Присутствие [духа]. Как направить силы своей личности на достижение успеха - Эми Кадди

Кто больше всего боится неудачи? Люди, которые чего-то достигли в жизни – то есть люди, которые совершенно явно не самозванцы.

Однажды я получила такое электронное письмо от Дэвида, администратора университета:

«Я страдал синдромом самозванца со студенческих лет. Мир как будто твердил мне, что я выбиваю девяносто очков из ста, а я точно знал, что не больше пятидесяти. Например, у меня над рабочим столом висят почетные грамоты. И каждый раз, когда мне вручают очередную, я думаю: “О черт, теперь все думают, что я выбиваю девяносто два очка! Они страшно разозлятся, когда узнают, что на самом деле – всего пятьдесят”. Любые награды лишь обостряют провал между тем, что обо мне думают, и тем, что я сам чувствую».

Как же так? Ведь у Дэвида есть вполне ощутимые достижения – награды, почетные грамоты, диплом с отличием, хорошая работа. Почему же все это не излечило его от синдрома самозванца? Ведь рано или поздно, после очередного достижения, человек должен осознать, что его способности – не миф? Почему такие люди, как Дензел Вашингтон, Тина Фей, Майя Энджелоу и Махатма Ганди, боялись, что их разоблачат как самозванцев?

Нил Гейман – автор множества романов-бестселлеров, графических романов и рассказов. Среди них «Песочный человек», «Коралина», «Американские боги», «Дети Ананси» и «Океан в конце дороги». Еще Гейман написал не меньше десятка сценариев для кино и телесериалов. Он – лауреат крупных литературных премий и первый автор, чья книга («История с кладбищем») завоевала и медаль Ньюбери, и медаль Карнеги. По любым меркам Нил достиг невероятного успеха в своем ремесле.

И тем не менее, как широко известно, он остро ощущает себя самозванцем. Википедия упоминает Геймана в списке известных людей, которые открыто рассказывают о своей борьбе с синдромом самозванца. Глядя на Геймана, приходится поверить, что от этого синдрома в самом деле не застрахован никто. Я попросила Геймана поговорить со мной на эту тему, и он любезно согласился.

У Нила Геймана кроткие брови дугами, печальные глаза, копна кудрявых, подернутых сединой каштановых волос, британский акцент и мягкий голос, под который приятно было бы засыпать. Даже в обычном разговоре становится ясно, что он рассказчик – не в том смысле, что он врет, а в том смысле, что он придает своим воспоминаниям форму рассказа, истории. Когда он делает паузу, никакой неловкости не чувствуется и в то же время ясно, что его рассказ не вызубрен наизусть – просто Нил тщательно обдумывает свои слова: ему не безразлично, что он говорит. В момент, когда он разговаривал со мной, он присутствовал полностью.

Вот что он рассказал мне:

– До выхода моих первых двух книг я изображал уверенность, которой совершенно не чувствовал… Люди давали мне деньги, чтобы я писал книги, а я не мог дать никакой гарантии, что выжму из себя нечто мало-мальски пригодное для печати. Я вообще не понимал, что делаю… В те первые полтора года, скажи мне кто-нибудь: «Вы – фальшивка, сэр!» – я бы полностью с ним согласился…

И вдруг Нил оказался автором опубликованных книг, центром внимания публики (просто рай для любого писателя), «и даже зарабатывал столько, что хватало на жизнь». Вскоре его книги попали в списки бестселлеров и стали завоевывать крупные литературные премии. Как кинокритик Нил мог бесплатно смотреть кино. Ему платили именно за то, чем он хотел заниматься. Ему не приходилось по утрам вскакивать с постели и бежать на работу. Для него все это было чрезвычайно странно и непривычно. Я заметила, что, как и положено «самозванцу», разоблачающему самого себя, Нилу было трудно даже вспоминать о том, как к нему пришла слава, деньги и похвалы. На этом месте его рассказ становился сбивчивым и скомканным. Он неловко похохатывал.

Он продолжал рассказ о первом десятилетии своей писательской карьеры:

– У меня тогда была навязчивая фантазия: стучат в дверь, я иду открывать, и там стоит человек в костюме – недорогом, обычном мужском костюме, в каких положено ходить на работу в офис. У человека в руках клипборд с листом бумаги. Он говорит: «Здравствуйте, я по официальному делу. Это вы Нил Гейман?» Я отвечаю: «Да». Он: «Вот что: у меня тут сказано, что вы писатель и что вам не нужно по утрам вставать к определенному часу, вы просто садитесь за стол и пишете – столько, сколько вам хочется». И я отвечаю: «Да, это так». «И что от этого вы получаете удовольствие. И еще тут написано, что любые книги, которые вы захотите прочитать, вам посылают просто так. И кино, тут написано, что вы можете бесплатно смотреть кино. Какое захотите – для этого вам достаточно позвонить главному киношнику». И я отвечаю: «Да». И тогда он говорит: «Ну что ж, к сожалению, вас вывели на чистую воду. Теперь мы про вас знаем. И теперь вам придется устроиться на настоящую работу». На этом месте у меня всегда падало сердце. Я говорил «Ладно», шел покупать дешевый костюм и начинал подавать заявления на всякие обычные работы. Потому что, раз уж тебя разоблачили, ничего не поделаешь. Вот такое крутилось у меня в голове.

Синдром самозванца мешает нам получать удовольствие от того, что мы делаем хорошо (в особенности – если нам за это еще и платят). Года три назад я везла Джону, своего сына, в школу, и у нас вышел разговор – я его записала, как делают родители, когда их дети говорят что-то особенно мудрое.

Джона:

– Ты самый счастливый человек в мире.

Я:

– Почему ты так думаешь?

Джона:

– Потому что тебе платят за то, что ты и так делала бы, даже если бы тебе не платили.

Я:

– За что?

Джона:

– За то, что ты хочешь разобраться, почему люди делают то, что делают. А потом используешь то, что узнала, чтобы помочь им стать лучше.

Первая мысль, которая пришла мне в голову при его словах, – я запомнила ее очень хорошо, не потому, что записала, а потому, что она была беспощадно правдива: «Ой-ой-ой. Он прав. Конечно, мне недолго осталось этим заниматься. Меня обязательно выведут на чистую воду». И моя душа наполнилась ужасом.

Нил боялся, что придет человек с клипбордом и заберет часть его души. Это чувство обострялось оттого, что Нил наслаждался своей работой. Ход мысли при этом следующий: «Здесь что-то нечисто. Я делаю что-то приятное и мне за это еще и платят! Так не бывает!» Чтобы побороть страх, мы обесцениваем либо свой труд («Это никому не нужно и не интересно»), либо причины, по которым мы способны его выполнять: «Я всех обманул, но этого почему-то никто не замечает. Мне просто незаслуженно повезло».

Мы не только преуменьшаем свой успех, но и преувеличиваем неудачи. Одного провала достаточно, чтобы окончательно убедить нас: мы – конченые мошенники. Однажды получив низкую оценку на экзамене, мы уверены, что она отражает принципиальное отсутствие у нас какого-либо ума и знаний[99]. Мы занимаемся глобальными обобщениями, поскольку цепляемся за все, что подкрепляет нашу тайную уверенность в собственном недостоинстве. Если у нас что-то получилось, нам просто повезло. Если у нас что-то не вышло, это оттого, что мы в принципе ни на что не способны. Так жить очень тяжело.